цепких объятий сна, в которые ему более уже не хотелось возвращаться.
По мере того, как его огонь разгорался всё сильнее, всё жарче, всё ещё немного сонному сучку всё сильнее хотелось поделиться хотя бы толикой этого тепла с той самой веточкой, которая оказалась самой близкой к нему среди всей охапки, наполнявшей очаг, вдруг ставший таким тесным. Он хотел выстрелить искоркой по её примеру - но не знал, как это сделать. Он пытался достать её пламенным языком в те моменты, когда его внутренний жар становился особенно сильным, вырываясь наружу - но никак не мог дотянуться. И он лишь наблюдал за тем, как всё и вся в этом обиталище огня вспыхивает, потрескивает, перебрасывается искрами и угольками...
Он не имел ни малейшего понятия о том, что будет дальше, и что такое это "дальше", и сколько ещё оно продлится. Он не мог пошевелиться сам по себе, чтобы подвинуться поближе к этому манящему яркому зареву и слиться с ним, стать его частью. Он мог только наблюдать, и ощущать, и пытаться дотянуться - снова и снова, без устали и
