История 6: Когда сны оживают
(Хроники Пигстая)

Лёжа в кровати, я глядел сквозь окно на звёздную россыпь. Эти дивные огоньки захватывали мой взор, словно улыбаясь, манили к себе, ввысь... в ночное небо... Когда мои веки наконец сомкнулись, я успел ещё почувствовать, как проваливаюсь в мягкую черноту, столь приятную после полного забот дня...

Чернота оказалась светлей, чем показалась поначалу. Был в ней свет, проникающий в самую душу... И исходил сей свет от пары глубоких очей, венчавших прелестный лик. Каким-то чудом Она тоже оказалась здесь и сейчас. И только здесь, в это странное мгновение меж сном и реальностью, я впервые разглядел её по-настоящему. А разглядев, сделал шаг навстречу.
Мы держали друг друга за руки, казавшиеся такими лёгкими и словно бы нереальными в этом месте. Мы выхватывали взглядом полупрозрачные тела друг друга из расступающейся тьмы. Мы пели друг другу песни, рождающиеся в глубинах наших собственных сердец. Мы купались в озёрах нашего воображения, и загорали под согревающими лучами внезапно вспыхнувших чувств...
И, как это всегда случается согласно беспощадным законам мироздания, этот чудесный сон прервался столь внезапно, что в первые мгновения после пробужденья я мог лишь лежать, тупо хлопая глазами, перед которыми всё ещё проплывали ошмётки исчезнувших картин. Я думал о ней. Об Эрате, что непонятным образом вошла в мой сон... или это я вошёл в её сон? А впрочем, какая разница! Повинуясь мгновенному порыву, я схватил перо и свиток, лежащие рядом, и наскоро, как умел, воспроизвёл её чудесный образ, её глаза, её манящую улыбку... Я не художник, никогда им не был, и наверняка никогда не стану – но этот грубый набросок мгновенно раздул зародившуюся искру в моей душе, превратив её в бурное, всепоглощающее пламя...

И спустя лишь несколько томительных часов ходьбы по столичным улицам, залитым светом утреннего солнца, я вновь встретил её. Но в этот раз то был не призрачный образ, рождённый спящим сознанием вкупе с божественным провидением, нет – то была она сама, бодрая как всегда, и прекрасная как никогда. Когда наши взгляды встретились, на мгновение я увидел в её глазах лёгкую искорку недоверия, а затем почувствовал тончайшую нить притяжения, протянувшуюся между нами. Мы просто стояли и смотрели друг на друга, обмениваясь мыслями, чувствами и образами с такой лёгкостью, словно делали это с самого рождения. А потом, дав наконец волю простым словам, долго ходили вместе по столь немногим ещё зеленеющим в эту прохладную пору парковым аллеям, с каждой минутой, с каждым часом всё отчётливее осознавая, что более не можем друг без друга. Должно быть, это была судьба...

А вечером, возвратившись в своё скромное жилище, я застал на пороге нежданного гостя. Аспуш стоял у входа, слегка склонив голову набок, и молча смотрел на меня. Мне не потребовалось много времени, чтобы понять: он уже знал обо всём. Он не мог не заметить того, что произошло между мной и Эратой... и я отлично знал, что он также давно уже неравнодушен к ней. Некоторое время мы сверлили друг друга испытывающими... и понимающими взглядами, а затем он всё так же, не тратя ненужных слов, бросил мне какой-то предмет, и пошёл прочь. Машинально поймав его, я уставился на оказавшуюся в моей руке немного помятую перчатку. Я знал, что это означает, и я не собирался отступать. Пути назад не было.
На следующее утро мы встретились на широкой поляне в лесу. Острые клинки в наших руках блестели в лучах восходящего солнца, а глаза наши были полны решимости. Мы не были врагами, мы не жаждали крови. Нет, наша дружба, возникшая столь недавно и столь необычным образом, не была разрушена этим вмешательством высших сил, что помогли нам с Эратой найти друг друга. Но мы знали, что иного выхода у нас нет, и что тот, кто проиграет в этом бою – бою не до последней капли крови, а лишь до очевидного поражения, – будет вынужден признать себя недостойным, и сойти с этого пути навсегда.
Звонкая сталь скрестилась, и её бодрая песнь разорвала рассветнюю тишину. Птицы смолкли, притихло журчанье ручья, и лишь солнце всё так же освещало наш поединок, словно бесстрастный арбитр.
Шло время, бой продолжался, и неумолимая усталость наваливалась на нас обоих. Ни мне, ни ему никак не удавалось склонить чашу весов на свою сторону... и тогда к нам явилась Она.
Эрата вышла из-за дерева, и подняла руку, призывая нас остановиться. Замерев и не понимая, в чём дело, мы медленно опустили клинки, уставившись на нашу общую возлюбленную. А она, ни на секунду не позволяя своей очаровательной улыбке сойти с прекрасного лица, медленно обошла вокруг нас, заглянув в глаза сначала Аспушу, затем мне... а потом, остановившись, взяла нас обоих за руки и прошептала:
– Не спорьте, дорогие... Вы оба достойны. Вы оба нужны мне. Так тому и быть...
Мы переглянулись, всё ещё не понимая, что произошло, и как это понимать... но разве кому-то из смертных дано спорить с богиней? И мы сдались.

Эта зимняя свадьба, свадьба на троих, наверняка поразила многих в ту пору своей неожиданностью и необычностью. Кое-кто в ту пору вспоминал о старых планах Жанны Файр, известнейшей из воительниц Пигстая и просто далеко не последней дамы этих земель, устроить нечто подобное. Однако судьба рассудила так, что именно наша троица стала первыми ласточками подобных союзов... и ещё ни разу мне не пришлось пожалеть об этом.

А спустя каких-то полтора месяца, прелестная Эрата вновь проявила свои поистине магические таланты, очаровав молодого воителя, известного под именем Шаолинь, пребывавшего в расстройстве после того, как завладевшая было его сердцем красавица Фатима после долгих колебаний отвергла его любовь ради другого – шутника и балагура по имени Энрико. Уже успевшие привыкнуть к неожиданным решениям своей любимой, и не имеющие ничего против Шаолиня, успевшего уже показать себя в Пигстае настоящим рыцарем, хотя и не хватавшего звёзд с неба на многочисленных игрищах, мы нимало не противились дальнейшему расширению нашей большой и дружной семьи.

А небеса лишь наблюдали за нашей суетой, то и дело тихо посмеиваясь над беспокойными смертными...